О том, к чему приведет остановка зерновой сделки, о поставках зерна африканским странам, сможет ли Россия побить рекорд урожая зерна, вырастут ли цены на хлеб и каким потенциалом по сбору зерновых обладают новые регионы страны, в интервью ТАСС в преддверии второго саммита Россия — Африка рассказал президент Российского зернового союза Аркадий Злочевский.

— Недавно было остановлено действие зерновой сделки. Может ли это привести к продовольственному кризису в мире — росту цен, дефициту продовольствия?

— Дефицит невозможен в принципе. Мир никогда не испытывал нехватки ресурсов относительно уровня потребления. Всегда только избытки. Все факты голодания, недоедания, рисков на различных территориях были завязаны на совершенно других основах. Не на нехватке ресурсов продовольственных, а либо на низкой покупательной способности — денег не было, чтобы купить, либо на отсутствии инфраструктуры, то есть логистики не было, чтобы поставить продовольствие на эти территории. Других причин возникновения голода или недоедания мир не знал никогда. Поэтому ставить вопрос так, что отсутствие украинских ресурсов создает риски голода, неадекватно. Никаких рисков голода не создает отсутствие какой-либо из стран-конкурентов. Остальные тут же подстраиваются и восполняют.

— Президент России Владимир Путин говорил, что в случае остановки зерновой сделки мы сможем помочь беднейшим странам и заместить поставки зерна с Украины.

— Во-первых, там нечего замещать, там кот наплакал. Если вы посмотрите общие объемы, то за время сделки 33 млн т отгружено морскими путями, не считая сухопутные, из них только 800 тыс. т попало в бедные страны. Мы отправили на экспорт за прошлый сезон 60 млн т зерновых ресурсов. Все равно основные объемы в эти страны поставляем мы. И тоже надо иметь в виду, что Украина базируется на экспорте фуражных культур, у них кукуруза является основой экспорта, а у нас — пшеница. Так что замещать особо нечего, мы просто будем продолжать поставки.

То, что заявляет МИД — и президент это подтверждал, — что мы снабдим нуждающиеся страны бесплатно в том числе, какую-то часть отдадим. Да, бесплатно можем поставить. Но вопрос, где Россия возьмет бесплатный ресурс. Либо придется потратить деньги и купить на внутреннем рынке, чтобы потом бесплатно отдать, либо взять из уже закупленного за деньги, скажем, из интервенционного фонда. 3 млн т зерна есть в интервенционном фонде, из него можно поставить.

— Нужно ли, по вашему мнению, увеличивать интервенционный фонд и на сколько?

— Конечно, его нужно было увеличивать. Для нормального, грамотного управления рынком — а речь идет в первую очередь о воздействии на рынок, это же механизм регулирования — минимальный объем — 5% от внутреннего потребления, которое составляет 83 млн т зерна. Получается около 4 млн т. А у нас 3 млн т. По-хорошему, чтобы эффективно воздействовать, нужно 10%.

Просто сам интервенционный фонд построен по одному из самых неэффективных механизмов для государства. На рынок он оказывает минимальное воздействие, а затраты на его содержание просто умопомрачительные. Мы закупаем зерно в интервенционный фонд и храним его физически. Например, США закупают, во-первых, не само зерно, а складские расписки на него. То есть они в сейф кладут бумажку, обязательство. Во-вторых, они закупают зерно по минимальным гарантированным ценам. Не через биржевые торги, как мы, и выше рынка. Да, цена у них очень низкая, но у них существует механизм обратного выкупа. Это механизм финансирования сектора на льготных условиях.

То есть я, например, фермер, у меня есть какой-то объем зерна. Я вижу, что государство покупает. Да, цена очень низкая, непривлекательная. Но я знаю, что я сейчас сдам, а по весне могу прийти до установленной даты и выкупить по той цене, по которой сдал, а продать по рыночной цене. А ситуация по рынку изменилась, цены ушли вверх. В результате я в выигрыше.

— Сколько зерна, по вашим оценкам, Россия может экспортировать в новом сельхозсезоне?

— В прошлом сезоне мы превысили показатель 60 млн т. Что касается этого сезона, пока темпы не падают. Сколько будет в следующем сезоне, будет зависеть от того, как будет складываться ценовая конъюнктура, так как сейчас экспорт поддерживает падение рубля. Также вскоре Минсельхоз объявит об экспортных квотах на вторую половину сезона. Если он установит такие же квоты, как в нынешнем сезоне, то мы снова сможем экспортировать 60 млн т, у нас все возможности для этого есть. Рекордные переходящие запасы и второй рекордный урожай в историческом разрезе нам в сумме дают абсолютно такой же экспортный потенциал.

— Какую долю в структуре российского экспорта зерна занимают африканские страны?

— Значительную. К Африке относится Египет, который является главным покупателем российского зерна. Из общего объема примерно 50 млн т пшеницы Египет купил у нас 10,5 млн т в прошлом сезоне. Доля Африки растет в российских поставках. Алжир раньше покупал зерно не в России, а во Франции, так как у нас были цены выше на $0,5–1 из-за более хорошего качества. Теперь они развернулись к нам, потому что у нас образовался дисконт. В результате по итогам прошлого сезона Алжир вошел в топ-5 импортеров российского зерна. Мы завоевали и те рынки сбыта, на которых ранее отсутствовали.

Что касается рынков сбыта, на которых мы расширили присутствие в последнее время, это Саудовская Аравия. Она давно покупала у нас ячмень и недавно начала покупать пшеницу, причем небольшими объемами. А сейчас она на третьем месте по импорту пшеницы из России. Какие-то страны возобновили закупки российского зерна. Например, Ирак. Также с 2012 года не покупала у нас зерно Бангладеш, которая вернулась в прошлом сезоне.

— Как сейчас обстоит ситуация с расчетами за экспорт зерна в национальных валютах?

— Расчеты в нацвалютах имеют главную магистральную проблему. Такие расчеты должны иметь в своем фундаменте паритет. Мы должны иметь равный по стоимости товарооборот со страной, с которой рассчитываемся в нацвалютах, чтобы было одинаковое количество валюты с обеих сторон. Тот же Египет закупает у нас определенное количество зерна за доллары. Если расчеты будут вестись в египетских фунтах, мы не будем знать, куда их девать, так как мы закупаем в Египте как минимум в пять раз меньшие по стоимости объемы. Точно такая же проблема при оплате в российских рублях. Надо искать взаимозамещения. Это, как мне кажется, и будет предметом обсуждения на саммите.

— Мы уже частично затронули тему Украины в разговоре о зерновой сделке. Есть ли у вас прогноз урожая зерна на Украине в этом году?

— Урожай снизится по сравнению с прошлым годом. Что касается России, то у нас технологичность упала. При среднестандартных погодных рисках это скажется на урожайности в первую очередь. В 2022 году у нас урожай был рекордным за всю историю. Это исключительно заслуга погоды. В этом году с погодой тоже везет. И это даст нам второй или третий урожай в историческом разрезе. Аналитики прогнозируют 130–140 млн т без учета новых регионов. Это очень хороший урожай.

На Украине все хуже будет обстоять в этом году, особенно потому, что часть регионов уже не относится к ним. А там же сеют зерно. Эти регионы присоединились к России, соответственно, это уже не украинский урожай. Во-вторых, им не так везет с погодой, как нам. И в условиях ведения военных действий не все, даже подконтрольные, территории способны поддержать технологический уровень и справиться с рисками. Не секрет, что на юге запрещены полеты, в том числе дронов. А они играют огромную роль по обслуживанию полей.

Регионы, которые присоединились к России, ориентируются в основном на производство пшеницы и подсолнечника. Кукурузу там почти не сеют. Потенциал этих регионов — это 6 млн т пшеницы и 2 млн т подсолнечника. Понятно, что 8 млн т не будет получено в текущем сезоне, будет поменьше. Нам на внутренний рынок подсолнечника много завезли. А кто будет покупать пшеницу из новых регионов для переработки и потребления? Своего столько еще. Поэтому эта пшеница поступает на экспорт.

— Может ли Россия снова достигнуть рекорда по сбору зерна и в какой перспективе?

— На наших почвах и с нашей агроклиматикой нормальный потенциал урожайности по пшенице в среднем по стране — 60–70 ц с гектара. А рекорд мы побили с урожайностью 37 ц. Для нас 200 млн т собрать не проблема. Дайте нормальные технологии и деньги, чтобы их применять, и крестьяне произведут 200 млн т легко. У нас под зерновыми 48 млн га в общем составе посевов, а в США — 53 млн га, и они получают 500 млн т урожая. Да, в этом составе огромная часть кукурузы — 360 млн т, но они на нее и опираются.

Мы технологически падаем, поэтому повторить тот рекордный урожай будет крайне проблематично. Пока это происходит, мы впадаем в зависимость от погоды. И чтобы даже повторить, нужен такой же погодный "шоколад", который сложился в прошлом году. Не было такой погоды у нас никогда.

— Может ли в этом году из-за засухи в одних регионах и ливней в других ухудшиться качество зерна и снизиться урожайность? 

— Засуха приводит к повышению качества. И вообще, чем меньше количество, тем выше качество. К тому же у нас нет глобальной засухи. Есть ряд регионов, которые страдают из-за засушливых явлений, но это происходит каждый год. У нас очень большая территория с очень дифференцированной климатикой. Где-то засохло, а где-то, наоборот, прибавило влаги. Чтобы мы начали терять в масштабах страны, должны быть глобальные погодные риски, как в 2010 году. У нас нет проблем с качеством, оно всегда разное. И мы будем подстраивать его под рынок сбыта. Единственное, что у нас вымылась пшеница первого, второго класса и твердая. Мы производим ее, но в очень малом количестве, так как нет рынков сбыта. На внутреннем рынке она никому не нужна, а внешние рынки перекрыты.

Хлебопеки зачастую спрашивают — почему мы так мало производим пшеницы третьего класса, высококачественной продовольственной пшеницы? У меня этот вопрос вызывает шок. Средний урожай пшеницы за последние годы — 80 с чем-то млн т, из них пшеницы третьего класса — 24 млн т. А внутренний рынок покупает 16 млн т, в отдельные годы — 13 млн т. Почему? Потому что приходит тот же мукомол и говорит — дайте мне пшеницу четвертого класса, мне так экономически выгоднее. И он покупает ее, добавляет улучшители — и вперед. А потом хлебопек думает, покупать ему муку высшего сорта или обойтись мукой первого сорта и добавить улучшители уже в муку. Ведь если он сделает хлеб из муки высшего сорта, он не сможет его продать, так как он будет дорогим — около 200 рублей за буханку. В итоге мы в основном едим некачественный хлеб.

— Могут ли повлиять на урожай зерна 2023 года последствия разрушения Каховской ГЭС? Насколько значительный урон нанесен зерновой отрасли?

— Затопило в основном подконтрольные России территории. Но это не критично сказывается на общих объемах производства. Гораздо более критично то, что в результате разрушения оттуда не будет поступать вода в Крым. Это скажется на показателях. Крым исторически производил до 1,8–2 млн т зерна, а когда вся эта история с водой началась в Крыму, общий объем производства упал до 1,2 млн т, вот примерная цена вопроса. Такие убытки ожидаются в следующем году. В этом они все-таки получили какой-то уровень влаги, там был накоплен запас.

— То есть в следующем году урожай зерна в Крыму снизится до 1,2 млн т?

— Не факт. Это если не найдется альтернатива.

— Министр сельского хозяйства РФ Дмитрий Патрушев говорил, что из-за аварии на Каховской ГЭС снизится сбор риса в новых регионах. Насколько это масштабная проблема?

— Вообще не проблема. В прошлом году была другая история, которая гораздо более существенно повлияла на производственную базу, — это авария на Федоровском гидроузле. В результате производство риса в прошлом сезоне снизилось с 1,2 млн т до примерно 900 тыс. т. В нынешнем сезоне все уже восстановлено. Кроме того, добавились посевные площади в других регионах. В итоге мы произведем от 1 до 1,1 млн т риса.

Надо еще учитывать общий уровень потребления. Россияне ежегодно потребляют 1 млн т риса, из которых порядка 200 тыс. т — длиннозерный рис, который мы не производим. Многие задают вопрос, как на российский рынок повлияет ограничение вывоза риса с территории Индии. Нас это никак не затронет, поскольку Индия ограничила вывоз любого риса кроме басмати, а мы именно его и потребляем. Это может затронуть мировой рынок в плане роста цен. В России в основном потребляют круглозерный рис. Его хватает как для внутреннего потребления, так и для экспорта.

— Насколько подорожал в России длиннозерный рис за последнее время? 

— Он дорожал последние полтора года. За это время цены на него выросли примерно на 20–30%.

— Есть ли сейчас предпосылки роста цен на хлеб?

— Цены на хлеб растут. Насколько они выросли с начала года, не могу сказать. За прошлый год рост составил порядка 10%. На них влияет удорожание расходных материалов, вторичного сырья. Для приготовления хлеба используются масло, сахар, соль, а цены на них тоже не стоят на месте. Есть миф, что цены на зерно влияют на стоимость хлеба. Но они занимают очень малую долю в себестоимости конечной продукции — от 12 до 23% в историческом разрезе. Если пересчитать на сегодняшнюю цену, то 15–16%. Все остальное никакого отношения к зерну не имеет. Сколько стоит сегодня энергия, арендные ставки? Это очень большие расходы хлебопеков. Арендные ставки в себестоимости занимают порядка 17%. Заработные платы тоже очень существенную роль играют.

Анастасия Шинкеева, Екатерина Романюк
https://tass.ru/interviews/18354039